В последние пару лет перед развалом СССР я служил офицером во Львове где полно было польских челноков напуганных шоковой терапией Бальцеровича. Так случилось, что познакомился я с одним паном и за год общения мы сдружились.
После развала страны и увольнения из армии я вернулся на Урал в родной Челябинск. Спустя несколько лет мне пришло от Флориана приглашение. Я недолго думая, собрался и оказался в Польше где решил покататься на горных лыжах пару недель, но по факту застрял там на целых пять лет. Спустя года вспоминаю свой польский отрезок жизни, иногда смеясь, а иногда со слезами.
Глава первая. Мой ответ Чемберлену.
Зимой 1996 года я отдыхал в маленьком курортном городке Шчирк в Верхней Силезии на юге Польши. Как-то после катаний на лыжах Флориан сообщил мне, что мы приглашены в гости к его товарищу Адаму Грыгны. По дороге нам попался магазин и мы взяли две бутылки водки. Хочу сделать не большое отступление и сказать, что бутылки разных производителей в Польше одинаковые, круглые и имели характерное пузатое горлышко к верху. О том, что в точно такие же стандартные бутылки фасуется растительное масло, денатурат и то, о чем расскажу ниже, я скоро узнал, но было уже слишком поздно.
Так вот приходим мы в гости. Хозяин, его жена, взрослая дочь, все понятно нам рады. Стол накрыт. Мы открываем бутылку и начинаем культурно употреблять ее содержимое. Поначалу в разговоре ко мне часто обращались с вопросами, и я как мог отвечал, коверкая то не многое что знал на польском. Флорек помогал мне с переводом, но затем разговоры перешли в политическую плоскость Польши, меня оставили в покое, и я этому был рад. Все изменилось, когда во второй бутылке осталось меньше половины. Жена и дочь хозяина давно покинули нас и разговор из внутренней политики плавно перешел во внешнюю. Присутствие русского человека за столом действовало на охмелевших поляков как катализатор. Мне вспомнили все три раздела Польши при участии русских царей, затем пакт Рибентропа и Молотова. Я прекрасно понимал, что со своим словарным запасом совсем беззащитен, но все-таки, бился как лев и пытался крыть мюнхенским сговором и вводом польских войск в чешское Заользье в 1938 году, на что мне почему то, начали цитировать английского премьера Чемберлена и я совсем измученный, сжав кулаки, молча уставился на Адама. И тут поляки поняли, что перегнули палку и особенно с Чемберленом. Тишина была замечена дамами, и они вошли с предложением попить кофе. Но друзья начали собираться, вдруг оказалось что у хозяина гипертония, а Флориану кучу дел дома еще делать. Мужики прятали глаза, осознавая, что погорячились, и я чтоб разрядить обстановку предложил больше не употреблять, а на посошок так сказать, опрокинуть. Все оживились, всех это устроило. Дамы опять ушли в комнату. Красный как рак Адам показал на кухонный шкаф рукой, и я с позиции самого младшего был не прочь сбегать и наполнить рюмки. Подойдя к шкафу, я передумал его открывать так как увидел знакомый силуэт прямо на столе перед собой. Та же бутылка и тоже самое пузатое горлышко. Этикетка была только другая, с не понятной мне надписью «OCET», как я потом узнал «УКСУС». Я был уже, как говорят поляки, на раушу, и долго не заморачиваясь сомнениями налил три рюмки, как мне казалось водки, до краев. Нарезал колбасы и с подносом все подал на стол. Не успел я прицелиться к своему стакану, как мои польские товарищи, оживлено, о чем то, разговаривая, влили содержимое в себя. Далее события развивались быстро. Я вдруг вспомнил, как моя бабушка в детстве ловко орудуя утюгом периодически набирала в рот воды из кружки и туманом капель с резким звуком орошала мои школьные брюки. С таким же реактивным шипением, паны, сшибая и переворачивая все на своем пути ломанулись к крану с водой. Сказать они ничего не могли, только орали дуром, а прибежавшие, мама с дочкой дергали меня за руки и так истошно визжали, что картина группового убийства и неминуемого наказания стала мне очевидной.
Да, как ни крути, а ведь ответ Чемберлену у меня тогда, все-таки получился. На мое счастье в Польше в то время не продавали уксусную эссенцию, это был разведенный уксус, какого процента я уже и не вспомню. Все тогда выжили, но долго мучались поносом. Флориан умер много позже, от инсульта. А Адам и сейчас, когда я ему звоню, все время лезет мне под шкуру с вопросом, не ужели я на столько разозлился что хотел его тогда отравить. Я успокаиваю друга, что это не так, хотя сам уже начинаю сомневаться. Ведь какие все-таки ранимые эти наши русские души…
Это был первый месяц моей польской жизни, и мне тогда было 30 лет.
Мой ответ Чемберлену
